Елена Камбурова

Ее зарубили на первой же сольной программе. Микаэль Таривердиев и Ролан Быков, предварительно прослушав, очень хвалили, а через несколько дней жюри из Минкульта РСФСР приговорило: с таким антисоветским репертуаром на сцену выпускать нельзя. Исполнитель русских песен Суржиков кричал: "Так начиналась Чехословакия. Там молодежь тоже уходила в леса и пела какие-то свои песни. И видите, чем это закончилось..."Все видели, чем закончилось в Чехословакии: шла осень шестьдесят восьмого.В Москонцерте от Камбуровой потребовали заявления, что ее песни в оплате не нуждаются. На гастроли ездила редко, втихаря и пела только в сборных концертах.Директор Москонцерта как-то проницательно заметил: "По трупам ходишь. В каждой твоей песне гибнут люди". (Это об "Орленке", "Гренаде", "Трубаче".) А когда пела: "Где же вы, где же вы, счастья острова?", ей замечали строго: "Что значит - где? Разве мы не на острове счастья — острове коммунизма живем?"Но у Елены Камбуровой были свои острова: ее песни, ее зритель, ее Жак Брель, ее Фаина Георгиевна Раневская. И — встречи, насыщение себя новым, любопытным, характерным, выдающимся.

Однажды в Барнауле после концерта ее вызвали в обком партии. Секретарь по агитации и пропаганде сказал: "Как вы можете петь: "Простите пехоте, что так неразумна бывает она..." Морщась от отвращения к этой окуджавской строчке, партиец сокрушался: "Т-а-к-о-е про Великую Отечественную..." И качая головой, совсем уж обиженно произнес: "Не та интонация, не та, не наша".А ведь "спасибо" надо сказать партийному дядьке с серийно-гладким лицом! Будто специально ее надоумил: не кадры, а интонация решает все. Теперь она только слышит голос, и уже по первому звуку, вне слов, определяет, что за человек перед нею...Интонация — это то, чем окрашено сознание. Окрашен — в результате — и голос."Вот у Шагала есть своя интонация. Шагал — летающий ребенок".

С ней еще много раз в обкомах партии беседовали. И в Красноярске, и в Калуге, и в Саратове. И в шестидесятые, и в семидесятые, и в восьмидесятые. Лена терялась, забивалась в угол. Она "их" птичий язык не понимала.Вот гэбист из отдела кадров Москонцерта приглашает к себе. "Ну, рассказывайте". — "Что?" — "Всё!" Лена молчит. "Как прошли гастроли?" - "Хорошо". — "А подробнее?" Лена опять молчит. "Идите и напишите о гастролях". "Зачем? Для кого?" — "Для меня. Просто так". Дома Лена долго рыдает, заболевает.Почему это очень тихое имя — Камбурова — было так опасно для КГБ?"Мне тоже странно. Я ведь не пела политических антисоветских песен, про то, что вот они все там в Кремле сидят и... Мои песни — над этим!"Ага! В том-то и дело, что над этим! Кто-то верно заметил: "Музыка была единственной формой передачи эстетической энергетики, неподконтрольной КГБ".

Жак Брель, сын добропорядочных бельгийских буржуа, бросает фамильный бизнес и уезжает в Париж. Париж принимает его холодно. Журналисты пишут: "С такой внешностью артистами не становятся" или "В Брюссель поезда отправляются каждый день". Но через три года Брель — на вершине славы.И вдруг ровно в тот момент, когда ему рукоплещут вся Франция и Европа, отказывается от своей славы (или она стала значить для него что-то другое?) и покидает эстраду. Ставит мюзиклы, снимается в кино.А узнав о своей тяжелой болезни... отправляется в кругосветное путешествие. Добирается до Маркизских островов и поселяется на одном из них — Хива-ова. Где и проводит свои последние четыре года.Выращивает цветы и овощи. Читает. Слушает музыку.А еще привозит из Европы киноустановку и строит для местных жителей на Хива-ова первый кинотеатр, и на своем личном самолете переправляет больных аборигенов в парижские госпитали.Его последняя воля была исполнена: он похоронен на своем острове, рядом с Полем Гогеном, на высоком зеленом холме, у самого берега Тихого океана.

Жак Брель был для Камбуровой рукотворным кумиром, другим берегом, грезой, миражом, наваждением, наплывом счастья, лирической смутной неизгладимой абсолютной мечтой, чем-то на граниz сна. А в жизни адо было идти и выступать перед пьяными шахтерами.Прервала тогда концерт: "Песни — существа очень хрупкие. И когда нет условий, погибают, как цветы". Сказала и ушла со сцены.Позже из того зала старый шахтер письмо прислал: просил прощения, каялся. А администратор той филармонии организовала в Москонцерт донос: Камбурова оскорбляла рабочий класс, ненавидит простых людей.

В средневековье музыку считали средством для обнаружения совести.В программах Елены Камбуровой — французская и английская поэзия XVI века, "Реквием" Ахматовой, вокальный цикл на стихи Мандельштама..."Каждый отливает свой колокол. Я — бегун на длинную дистанцию. Как страшно оглянуться и увидеть укор в глазах доблестных рыцарей, из века в век спасавших нас..."

Окуджава говорил о Камбуровой: последняя героическая женщина в нашем жанре. А еще Булат Шалвович называл Лену шансонье номер один в нашей стране.

Как-то ей решил помочь Ролан Быков. И "подбил" ЦК ВЛКСМ дать Камбуровой премию.Но на первом же комсомольском активе, едва только Лена запела: "Пока земля еще вертится...", комсомольцы закричали с мест: "Пойте наши песни!" И тотчас же сами запели хором: "Там, вдали за рекой...""Всякий раз, когда я имела с ними дело, поражалась их грубости, невоспитанности. Это были глубоко неинтеллигентные люди. И мне они прямо заявляли: "Вы или с нами, или против нас. Или будете Пахмутову петь и ездить с нами, или не будете петь вообще.

Когда началась перестройка, а для Лены она началась в 1985-м, с приходом Горбачева, а не в 1991-м, как принято нынче считать, — так вот, едва началась перестройка, Камбурова вдруг увидела Россию в солнечном - буквально! — свете."С меня будто снята была эта страшная тяжесть — тяжесть страха... Страха, что при каждом моем выходе на сцену какой-нибудь Тютькин что-то увидит там антисоветское и антинародное... Я действительно почувствовала свободу. И это, конечно, невероятное было счастье!"

С начала девяностых годов Камбурову стали приглашать на презентации. И она — сторонним взглядом! — наблюдала светскую жизнь новых русских."Те же комсомольцы со своими многочисленными лицами. Только блюд с поросятами стало больше".В какой-то момент поняла, что лучше перед пьяными шахтерами выступать, чем перед новыми русскими. И с тех пор избегает этой публики. Смеется: "Мне в таких случаях даже не себя жалко, а песен, которые я пою".Есть, правда, и среди новых русских исключения, правило не подтверждающие. Например, фирма недвижимости "Миэль" помогает Камбуровой выпускать диски, буклеты, рекламу.

Между оголтелыми комсомольцами и драйвовыми новыми русскими (или наоборот? комсомольские работники — они ведь очень драйвовыми были, с сумасшедшей энергетикой, да?), так вот: между драйвовыми комсомольскими работниками и оголтелыми новыми русскими в жизни Елены Камбуровой появилась Фаина Георгиевна Раневская."У нее была такая жажда одаривать! Дом ее на глазах пустел. Потому что она всем без конца всё дарила, дарила, дарила... И очень боялась вдруг перестать играть по той простой причине, что тогда у нее оставалась бы только пенсия, а с ее щедростью она не смогла бы делать подарки! Даже хотела, чтобы ей дали звание Героя Труда, это была бы какая-то прибавка к пенсии. А сосед ей сказал: "Вам никогда не дадут Героя Труда, потому что вы очень зло обо всех говорите". Она так по-детски расстроилась..."На концертах Камбуровой Раневская не была. Потому что последние годы уже никуда не ходила. Но пару раз Лена пела перед Ф. Г. на ее днях рождения."Кстати, о днях рождения, — рассмеялась вдруг Лена. — Есть один листок... (Достает пожелтевший листочек из старой папки под названием "Раневская".) Помню как-то на дне рождения Ф. Г. был очень бедный стол. Какая-то синюшная курица, и больше почти ничего. И вот безумно смешной счет, смотрите: из двадцати четырех пунктов, тут и несколько куриц, и шампанское, и коньяк, и ликер, и прочее, прочее... Все подсчитано, израсходовано 175 рэ. И рецензия Фаины Георгиевны: "Еда говно, расход большой". А далее приписка: "Счет дала Нина, сукина дочь". Это Ф. Г. поручала подруге накрыть стол, дала денег..."Фаина Георгиевна была очень одиноким человеком. Многих сама отшивала, особенно любопытствующих. Иные ей просто были неинтересны. Одиночество — привилегия личности.Сосед зовет Ф. Г. к себе в гости. "Нет, спасибо, у меня сегодня такая интересная встреча". — "С кем?" — "С Толстым". Сосед смотрит на нее как на сумасшедшую.А она — о Толстом, печалясь: "И вы подумайте, дорогой, как незаразительны великие идеи! После того что написано им... воевать, проливать кровь?.. Человечество, простите, подтерлось Толстым". (Лет двадцать назад сказано, а будто под сегодняшний день.)

Драйвовый политик, драйвовая певица, драйвовый тележурналист... То есть: ретивый(ая), нахрапистый(ая), сам(а) собой взволнованный(ая); доводящий(ая) себя и толпу до гнева, исступления; действующий(ая) по правилам морального дзюдо: главное — застать человека врасплох... Смысл, заметьте, сугубо комплиментарный.А у Камбуровой все просто, неспешно, строго, подлинно. Очень ясная певица. Но это обманчивая ясность. Потому что Камбурова - тайна при полном свете.Юрий Норштейн: "Ее голос — это смесь флейты и гобоя, это просто высшее звучание человеческого голоса. Это звучание совершенно небывшего в природе инструмента, это какая-то Эолова лира, которая от ветра вдруг возбуждается звуком, — вот что такое для меня Лена. Сочетание невероятного лиризма и невероятной остроты, сарказма, едкости, но все перекрывающий лиризм — это удивительно".Почему-то ей кажется, что как певица она могла родиться только в шестидесятые годы. Ни раньше, ни позже..."В шестидесятые появились люди с хорошими глазами. Эти люди стали моими первыми зрителями".

Оттепель испарилась, будто и не было ее вовсе. Но люди с хорошими глазами остались. Как сторожа. Как часовые. Чего-то такого, что, может быть, еще в тени, но когда-нибудь станет оправданием времени."Кто-то говорит другому, тот передает третьему... Родители — детям... Не у всех ведь сегодня складывается так: вот я слушаю это, а мой сын увлекается попсой, а все остальное принципиально не слушает... Есть и другие. Они сохранились. И вот эти сохранившиеся и приходят в мои залы".Исаак Шварц: "У Камбуровой есть своя аудитория. Это молодые студенты, это пожилые интеллигентные люди самых разных профессий. На ее концертах люди знакомятся друг с другом, начинают дружить".Она собирает полные залы, среди ее зрителей, ей-Богу, уйма молодежи, но Камбуровой нет или почти нет на радио и телевидении. Официально она не вписывается в новое время, как и в прежнее, советское.Что же делать? Признать, что твой удел — сидеть в тоске на одном месте? Или самой тоже ретиво и напористо расталкивать всех локтями с криками: "Пустите меня в пай!"?Нет, все это не для Камбуровой.Ни с кем она за свое место под солнцем не борется. Просто как бы переходит (выбывает) в другое измерение. Тем самым изменяя почву, на которой идет борьба.

Вначале ее Театр Музыки и Поэзии существовал очень условно, только в пространстве концерта. Репетировать было негде, аппаратуру тайно от администрации прятали по гримерным знакомые актеры. Аппаратуру разворовывали. За час репетиции в каком-нибудь ДК драли сумасшедшие деньги.А Лена говорила друзьям: "Это должен быть Театр Хороших Лиц. Наш театр будет отыскивать и выращивать эти лица. Всякий раз на концертах меня потрясает, что они есть - хорошие лица! Пусть в очень малом числе, что поделаешь — штучный товар, но главное: есть! Да и с разоренными лицами можно еще что-то сделать, не все они безнадежны..."Не ходок Камбурова по высоким инстанциям, не умеет разговаривать с начальством. Но научилась действовать по правилам экстремальной ситуации, перепрыгивать через пропасть... Сказано ведь: "Если идешь - иди; вялый путник больше пыли поднимает по дороге".На каком-то этапе Камбуровой помог Лужков. И теперь у Театра Музыки и Поэзии есть свое помещение, напротив Новодевичьего монастыря, два небольших зала в бывшем кинотеатре "Спорт". Пока они в стадии реконструкции."Рядом со мной вырастает традиция. Это молодые актеры. Очень глубокие, очень интересные ребята. Запишите, пожалуйста, их фамилии — Елена Фролова, Андрей Крамаренко, Александр Лущик, Ульяна Бударных, Ирина Евдокимова, Юрий Цендровский и другие. А еще мои замечательные музыканты — пианист Олег Синкин и гитарист Вячеслав Голиков.Театр наш маленький. Но мы будем выживать. Театр — наш дом, ковчег, островок спасения..."

Александр Володин: "Других таких ошеломительных, таких мудрых, таких сердечных актрис, как Камбурова, не знаю".

Я высоко ценю в актере темперамент. Но у нежности нет темперамента. А нежность важнее любви". Сказала — будто оговорилась вдруг.

Жак Брель: "Любовь - выражение страсти. Нежность — это совсем другое. Любовь рано или поздно исчезает, тогда как нежность неизменна".Фаина Георгиевна Раневская: "Кто познал нежность — тот отмечен. Копье Архангела пронзило его душу. И уж не будет душе этой ни покоя, ни меры никогда! Нежность - самый кроткий, самый робкий, божественный лик любви".

P.S. Елена Камбурова выдвинута на соискание Государственной премии. Мы порадуемся, если Камбурова украсит эту премию. Как и премия — ее.

Зоя ЕРОШОК - Елена КАМБУРОВА: Мои песни над этим.